Стихотворения и поэмы - Страница 50

15 сентября 1916

Принцип перевода

У короля была корона
Единственная в мире. Нет!
Сегодня вечером влюбленный
Ошибся первый раз поэт.

От любви зашумело в его голове.
Дело было здесь в Москве.

У кого-то было ожерелье дорогое.
Да,
Такое,
Каких не бывает, каких не сыскать.
Сколько раз оно было воришками срезано,
Но назад приносили: оно бесполезно,
Оно ведомо всем и куда же такое продать.

На пути из театра его теряли в карете,
Но на самом рассвете,
До публикаций в газете,
Его приносил владельцу нашедший… Тук-тук!
— Это, кажется, ваше, мой друг?!

И вдруг
Пропало. Вот тебе на!
Была осень, а не весна.
Да. Та самая осень, в которой
Август нюхает воздух пропахший, сырой.
Кто же и как же воры?
Чей украдено ловкой рукой?

Они его украли
И сломали.
Разбили. Вынули камни зрачков.
Расплавили души золотую оправу.
Продали по кускам.
По частям,
Много клочков,
Налево и направо.

И только много позже, несколько месяцев спустя,
Когда владелец бегал, плача, как дитя,
Искал, всё еще не теряя веры,
Несколько раз убив себя из револьвера,
Он вдруг нашел, закричал, как безумный в больничных стенах:
— Держите! Вот! Вот она. Ах!

Да, безумец, ты прав! Это облик ее появился,
И улыбкою глаз он обрызгал твое бытие.
Это в строках моих ее профиль склонился,
Этот ритм моих строк — это сердце ее.

Не грусти же, мой жалкий, вдруг нищий, загубленный,
Не носи ты, как траур, длинный мрак вечеров
В глубине своих глаз, муж моей светлой возлюбленной,
Да, я был в этой шайке ловких воров.

И мне твоя понятна боль,
Понятен вопль твой влюбленный.
Здесь, право, не причем король
И не причем его корона.
Всё это клочья старых грез!
Только глаза твои, полные слез,
Над провалами скорби и просини.

Это было в Москве отсыревшею осенью.

Протянулась, как в воздухе на шабаш колдунья,
Рука времени, мохнатая волосьями дней.
Вот уж слева ползет,
И ползет новолунье
Счастливой влюбленности рыжей моей.

3 января 1918

Принцип поэтической логики

Как кнутом укротителя, резкою фразой,
Ты стегнула по сердцу, заламывая бровь.
Кровь
Проступила из сердца, как слезы из глаза,
И если могла бы из глаз проступила бы кровь.

В духоту к тебе руки, и стонами вышел,
Растворившись, как сахар в чаю, в тишине.
Но на крик только писком дразнящимся мыши
Возразили мне.

И измучен обидой, как чесоткой, как зудом,
Я дрожал перед серою истиной глаз.
Ты дразнила меня, как в зверинце верблюда
Осовевшего яростью, дразнят подчас.

Посмотри: уж не я: это в грудь Себастьяна
Будто стрелы вонзаются фразы и боль.
Ты хохочешь и в сердце, как свежую рану,
Щедро сыплешь свой смех остроедкий, как соль.

И когда я прижался, как бегущий в подполье,
И, срываясь в отчаянье, как на лыжах с круч,
К твоим пальцам припал, — ты ответила с болью:
— Любимый! Не мучь!

4 мая 1918

Содержание минус форма («Всё тоже…»)

Всё тоже. Всё тоже: бабье кликушество истин,
Истерика пуль, обручальные кольца веревок вкруг шей.
И призрак свободы всё более стал ненавистен,
Погромыхивая цепями из конуры идей.

Холера и заговор. И зловещие вести.
Профиль анархий чернее угля.
Ныне к лику святых сопричислено двести,
Завтра тысячью тел занозится земля.

А кто-то сердито по полосочку выщипал
Юношескую веру с подбородка России, и рад,
Но как прежде руками ждущего нищего
К Европе протянут наш клянчащий взгляд.

Сквозь шабаш повстанский, между жуткой тоски его,
Когда бьюсь я о полночь, как рыба от лед,
Лишь вашей короткой открыткой из Киева
Взъерошен событий неправедный ход.

И вот,
Забывая об убийствах грустливых,
Сквозь вой оглушительный: — Спасите! Горим! —
Помню: губы твои, словно спелая слива
На солнце, лопались под поцелуем моим.

6 августа 1918

Принцип искренности

Памяти Н.

Словно вялые, тихие рыбы,
Проплывают лучи на коврах,
На стенах…
Вы простили бы, если могли бы,
Но слова запеклись на губах.

Я прошел мимо Вас, и ваш голос не звонок,
Только воск догорел побледневшей руки.
Мой замученный, нежный котенок!
Я не знал, что Вы так хрупки.

Вечера у камина и черные бабочки кокса.
Рой неправильно острых «р».
Разве я виноват, что тогда я увлекся
Вами в веере верных портьер?!

А когда задремали и слезинкой уставшей
Обронили себя на диванный вал,
Я подкрался и в шутку у Вас, у дремавшей,
Из шкатулки груди сердце украл.

Вы взглянули… И в этот взгляд вложили
Столько лет бессонниц и протянутых рук,
Безделушки любви под слоем пыли,
И в огромных залах растерянный звук.

…Только выстрел. И гроб уж. Рыжий ладан над Вами
И поводит ушами церковный покой.
Подойти; под безусыми моими губами
Вы не дрогнете ль узкой рукой?!

Звонкий день смеется над случайным убийцей.