Стихотворения и поэмы - Страница 49

Девушка

Да, но ведь и Уж с животом противно-стальным
На голове несет корону!
И в постелях над всем немного смешным
Золотят парчу радости страстные стоны.

Поэт

У лохмотий зимы не могу без сил.
Не хлопай глазищами ты, как в ладоши.
Я сегодня, тоскливец и совсем нехороший,
Пойду зарыдать у чугунных перил.
Пусть резинкой тепла снега как-то вдруг
Сотрутся, протрутся, не плача, не ноя,
По канавам полей, как по линиям рук,
Я, цыганка, земле предскажу лишь дурное.
Ах, и улицы хотят выволочиться из города,
И сам город вывертывает харю свою.
И ночь трясет мраком, как козлиную бороду,
И вздыхает: Спаси, Господи, полночь твою!
Нет! Не коснется весною строфа уст,
И не встретить мне, видно, зари той,
В которой я, захудалый Фауст,
Не спутаю Марты с Маргаритой!

Девушка вприпрыжку, попрыгивая и развинченно, напоминая босоножку, уходит. Уходит, насвистывая что-то, веселый мотивчик какой-то из оперетты; высвистывая из оперетты в тон весеннему полю. Медленно приходит женщина, честная, как, конечно, всякая женщина, вся растворенная в весне и воздухе, прополненная весной и лазурью.

Поэт

Еще и снова! И к этой тоже!
И с ней про любовь! И здесь не найду!
И вот я пестрею, на себя не похожий,
Не похожий на марабу и какаду!

Женщина томно, темно, истомно веснеет и укромно шепчет, лепечет.

Женщина

Я ищу любовника тихого, как сахар сладкого,
Умеющего облиться ливнем моих волос.
Всё равно мне какого: хорошего, гадкого,
Стройного, как восклицание, сгорбленного, как вопрос.
Но в теплой прическе вечера спутанного,
Где краснеет, как шрам, полоска лучей,
Приласкаю его я, беспутного. Еще нежней!

Поэт

А потом — «да!»,
Когда
От этой нежной ласкови взбесится
Жоланий взлетный качель
И жолтый якорь месяца
Зацепится за постель.

Женщина

Тогда нежно ласкать моего хорошего,
Втиснуть, как руку в перчатку, в ухо слова.

Поэт

Ну, а после едкого, острого крошева,
Когда вальсом пойдет голова?

Женщина

Сжимая руки слегка сильнее,
Мечтать о том,
Что быть бы могло!

Поэт

А потом?!..
Всё и всё нежнея,
Лопнет ласка, как от кипятка стекло,
Станут аршины больше сажени,
Замахавши глазами, как торреро платком.

Женщина

Тогда тихо,
Тихо,
Чуть-чуть увлажненней,
Поцелуй раскачнется над лбом.
Так долго,
Ах, долго,
Пока баграми рассвета
Не выловится утонувший мрак в окно,
Ласкать и нежить моего поэта,
О котором желала давно…
Трепеты,
Взлепеты,
Облик картавый…

Поэт

Тихое «нет» перемножить на «да» —
И вместе рухнуть поющей оравой…

Женщина

Никогда!

Поэт

Неужели и в этот миг — «нет»?
Когда тело от ласки пеною набродится,
Когда взгляд любовника прыгнет,
Как сквозь обруч клоуна, сквозь уста?

Женщина

Тогда тихо взглянуть, как глядела Богородица
На еще не распятого Христа!
И в речницах припрятать эту страсть, как на память платок…

Поэт

А тело несытое, как черствый кусок,
Опять покатится на окраины
Подпевать весне, щекочущей бульвары,
Опять ходить чаянно
Без пары!
Но ведь я поэт! Я должен стихами пролиться!
Я должен, я должен любиться!
В городах, покрытых шершавой мостовой,
Точно кожей древесной жабы,
Я пойду искать такой,
Которая меня увлекла бы.
Смешной
И невзрачный, побреду влюбляться
И, не смея не верить, безнадежно почти,
Буду наивно и глупо искаться
С той,
Которую не должен найти!
В провалы отчаянья, по ступенькам досады,
Я буду искать ту, которой нет.
А если б нашел я ту, что мне надо,
А если б знал я то, что мне надо,
Тогда бы я был не поэт.

И мелкой, мелкой рябью, сеткой моросит занавес.

Осень 1915 — январь 1916

Стихотворения, не вошедшие в сборник «Лошадь как лошадь»

Я минус ты

Этот день жуткой зябью сердит,
Ты одна, далека. Я один совершенно.
Милых глаз двоеточье приди!
И шатается мозг мой блаженный.

Сколько утр в серебре меня
Ты выглядываешь из окна,
Нежна и легка.
За тяжелым паровозом времени
Зелеными вагонами тоска.

И сегодня город в тумане
Без очертаний
(Как горец в шотландском пледе!)
Глядит: падают хлопья субботы;
Срывает ветер с налета
С колоколен тяжелые листья меди!

Ах, а где-то пунктиром фонарика
Намечена Тверская в половодьи молвы,
И легла морщиной Москва-река
На измятый лоб Москвы.

Нет! Закрой эти ночи! Как дует!
Мутный зуд этих буден заныл точно зуб.
Я не помню, как рот твой меня целует,
Но помню широкую Волгу губ.

И только. А утро нарастает мозолью
На стертых пальцах усталых ночей…
О, какой человеческой болью
Задремать на твоем плече.